В СССР увлечение рок-музыкой подразумевало неосознанную оппозиционность.
Когда «Битлз» завоевали заслуженную популярность во всем цивилизованном мире, в СССР их запрещали, поскольку-де их идеология чужда, а значит, вредна советскому человеку. И это действительно было так — битлы внесли наибольший вклад в дело разрушения советского тоталитаризма. Весьма далекие от политики и певшие в основном о любви, молодые парни из Ливерпуля были куда успешнее в борьбе с коммунистическим режимом, чем все вражеские агенты, вместе взятые.
Феномен состоял в том, что в СССР мало кто понимал, о чем поют англоязычные битлы, но их песни для советской молодежи были глотком свободы, потому что пришла эта музыка из незнакомого им свободного мира. Причем, чем больше власти запрещали «Битлз» — тем больше наша молодежь возмущалась этой властью, из-за агрессивной тупости которой миллионы советских людей были лишены возможности свободно слушать, не говоря уже о том, чтобы вживую увидеть легендарную ливерпульскую четверку.
С музыкой «Битлз» я познакомился, когда они уже распались. Это было летом 1974-го, наш класс после окончания 8-го класса на месяц отправили на сельхозработы в село Хатомля возле Салтовского водохранилища. Жили мы в армейских палатках, а по вечерам на организованной между сосен танцплощадке играла завораживающая музыка: «Oh! Darling please believe me. I’ll never do you no harm» — о том, что это была песня Пола Маккартни из последнего битловского альбома «Abbey Road» я тогда не знал. Просто запала эта музыка в душу, под эту песню я по уши влюбился в девчонку из параллельного класса, а то, что ее авторы битлы, о которых мы только слышали, что они носят длинные прически, мне тогда было неведомо.
Вернувшись домой, я почти год безуспешно пытался выяснить, кто исполнитель «Oh! Darling», и только к концу 9-го класса случайно услышал этот концентр на магнитофоне одноклассника. Своего магнитофона, чтобы переписать эту очаровавшую меня музыку, у меня тогда еще не было, но товарищ дал мне домой послушать пластинку, на который была записана знаменитая битловская песня Girl: «Is the anybody going to listen to my story all about the girl who came to stay…»
На советской пластинке эта песня была представлена, как английская народная песня «Девушка» квартета «Битлз».
(Легендарную «Gerl» Джона Леннона спел на русском языке)
В общем, так получилось, что знакомство с творчеством «Битлз» началось не с рок-н-ролла, а с их лучших лирических песен. И школьные годы мне запомнились не пионерскими речевками и комсомольскими собраниями, а вокально-инструментальным ансамблем, который организовал в десятом классе.
Первый хит нашего будущего ВИА был «Гоп, хей-гоп» на русском языке, который Саня Винник, Саша Козьмин и Валик Шаповал в 9-ом классе на ура сыграли в школьном коридоре, а битловскую «гёрл» уже со сцены актового зала они сыграли в составе с Костей Эвенковым.
Я тогда вообще играть на гитаре не умел, но за лето выучил пару-тройку аккордов и в начале учебного года (10 класс — это был сентябрь 1975-го) заявился с Винникошей к директрисе школы и нам как-то удалось убедить ее на заработанные в колхозе школьниками (мы сами ни в какой колхоз не ездили) деньги (2060 рэ) купить музыкальные инструменты для школьного ВИА.
Получив добро от директора школы, мы с Винником приобрели по безналу три электрогитары, два барабана, «чарлик» и тарелку. Усилителем (самодельным) и колонками нас обеспечил наш мастер на все руки Саша Козьмин. Микрофоны взяли от своих магнитофонов.И уже через пару недель состоялось наше первое выступление на школьной сцене.
Харьков. СШ № 58 наш ВИА-75. На школьной сцене слева-направо: А. Козьмин — вокал, бас-гитара; А. Винник — вокал, соло-гитара; А. Кобизский – ритм-гитара; В.Шаповал — ударные
Успех по школьным меркам был оглушительным в прямом смысле. На наши вечера ломилась молодежь со всех прилегающих районов. Доходило до того, что непрошенные гости выбивали стекла в мастерской, чтобы через них проникнуть в школу на танцевальные вечера, которые мы в 75-76-ом устраивали почти каждый месяц. Из-за такого ажиотажа у нас начались серьезные конфликты с директором школы, которая врывалась на сцену и выдергивала шнуры из розеток, чтобы прекратить наши выступления. Появление на нашей сцене директрисы или завуча публика приветствовала недовольным гулом и возмущенно притопывали так, что сотрясались стены актового зала.